Лайки    

Не белки и не ёлки

Хозяева в посёлке,

А важные собаки

Всех улиц и дворов.

Они и днём и ночью

Чужих встречают молча

И молча отгоняют

Хвостами комаров.

Собаки эти - лайки

Во всей тайге хозяйки.

          *   *   *

Огромная собачина на поводке сидит,

Огромная собачина на выставку глядит,

Такую бы собачину нам дома заиметь,

Но только очень страшная,

Большая, как медведь!

            Покинутая собака.

Глаза покинутой собаки

Мне снятся ночью, как тут быть.

Её обидеть может каждый

И даже попросту убить.

Для комнатных нужна порода,

А для дворовых – злобный нрав.

Её обидела природа

Достоинств ей не дав.

Хозяева прогнали прочь

И я не в силах ей помочь!

В моей квартире коммунальной

Она помехой будет всем,

Но плачь её призывный, дальний

Мне душу вымотал совсем!

И вот настойчиво и глупо

Я всех прошу. Забыв покой

-Плесните ей немного супу,

Погладьте ласково рукой!

Хоть на часок пустите в сени,

Пускай погреется она.

Она поймёт, она оценит.

До смерти будет вам верна!

О, одиночества огромность!

И не возможно потерять

Собачью верную готовность-

Любить, служить и доверять!

Пусть человек добрее будет,

Ведь это вовсе не пустяк…

Внимательней взгляните, люди,

В глаза покинутых собак!!!

               *   *   *

                                                    Д. Руми

…Раз в стойла к скакунам, чью холили породу,

Попал осёл, всю жизнь возивший воду.

…Давали им ячмень и грели пойло,

Просеянным песочком посыпали стойло…

И возроптал осёл:

«Нет справедливости на белом свете!

Я сотворён, как кони эти.

Так почему же весь свой век не долгий

Я в хомуте хожу со сбитой холкой.

Тащу арбу, шагаю с брюхом впалым,

С больной спиной, исколотой стрекалом,

Меж тем, как кони целый день,

Хоть и не возят воду, жрут ячмень?»

Но вдруг донесся зов трубы из дали,

И скакунов арабских мигом оседлали…

Ушло их много. Возвратилось мало.

К вернувшимся призвали коновала.

Ножами и щипцами, как умел,

Он извлекал из них остатки стрел.

Их ноги повреждённые мечами,

Он стягивал холщовыми бинтами…

При виде их осёл подумал: «Что же,

Пожалуй, мне на жизнь роптать не гоже.

Вовек мне не давайте ячменя,

В мою арбу впрягайте вновь меня,

На ратный «рай», на сытое житьё

Не променяю рабство я своё!»

             *   *   *      

          Рыжая дворняга.

                                            Э. Асадов

Хозяин погладил рукою

Лохматую рыжую спину.

«Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою,

но всё же тебя я покину».

Швырнул под скамейку ошейник

И скрылся под гулким навесом,

Где пестрый, людской муравейник

Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу,

Но лишь за знакомой спиной

Следили два карие глаза

С почти человечьей тоской.

Старик у вокзального входа

Сказал: «Что, оставлен, бедняга,

Эх, будь ты хорошей породы,

А то ведь простая дворняга».

В вагонах, забыв передряги,

Курили, смеялись, дремали.

Тут видно о рыжей дворняге

Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то

По шпалам из сил выбиваясь,

За красным мелькающим светом

Собака бежит задыхаясь.

Споткнувшись, бросается вновь

В кровь лапы о камни избиты,

Что выскочить тело готово

Наружу из пасти раскрытой.

Не ведал хозяин, что силы

Вдруг разом оставили тело.

И стукнувшись лбом о перила

Собака под мост полетела.

Труп волны снесли под корягу.

Старик, ты не знаешь природы,

Ведь может быть тело дворняги,

А сердце чистейшей породы!

               *   *   *

                                     Э. Асадов

Я эту собаку запомнил, как человека.

Случилось такое в 44-ом зимой.

Игрался спектакль «Охота XX века»

Перед шеренгой застывшей, немой.

У коменданта была привязанность к догам

И был экземпляр, казался слоном среди всех.

Даже эссесовцы боялись верзилы дога.

И вывели жертву…

Стоял мальчишка продрогнув,

Куда тут бежать, он совсем онемел.

Комендант шагнул, отдал приказание догу

И тот в три прыжка расстояние преодолел.

Обнюхал жертву,

спокойно прошелся рядом

И был великолепен в своём размашистом, легком шагу.

Вернулся назад,

и честным собачьим взглядом

Сказал коменданту дог

– «Ребёнок ведь, не могу!»

Глав фюрер пожал плечами,

Ему-то разницы нет,

Слегка потянулся он к кобуре

С надписью «С нами Бог»,

Но едва сверкнула вороная сталь

В его горло вцепился дог!

Дога четвертовали,

Пустив под лапы стешнак…

Я эту собаку запомнил, как человека

Единственного Человека,

Среди фашистских собак!

                  *   *   *

                                   В. Максимов

Хористки томные в пруду,

Особенно в начале лета.

Такую песню заведут,

Что спать не будешь до рассвета.

Замедлишь у пруда шаги…

Как песня лунная напевна!

…не бей лягушек, береги,

А вдруг одна из них – Царевна!

                   *   *   *